Эксклюзивная верстка Как и в настоящем издании, в докладах для партийного руководства информация разбивалась на рубрики, набор которых не менялся десятилетиями. Госбезопасность подробно освещала ограниченный набор тем, внимание к некоторым из них в наше время выглядят, мягко говоря, странно.
Культура красных папочек. Как спецслужбы формировали картину мира для руководства СССР
Иллюстрации: Мария Толстова / Медиазона
Эксклюзивная верстка
Как и в настоящем издании, в докладах для партийного руководства информация разбивалась на рубрики, набор которых не менялся десятилетиями. Госбезопасность подробно освещала ограниченный набор тем, внимание к некоторым из них в наше время выглядят, мягко говоря, странно.
Документы, в которых чекисты посвящали в происходящее партийную верхушку, могли называться информационными сообщениями, докладными записками, справками и специальными сообщениями. Особой разницы между этими четырьмя типами документов нет. В среднем на каждый рабочий день приходилось от одного до трех таких документов. Стандартный объем — до десяти страниц. Иногда к документам прикреплялись приложения — например, изъятые листовки, брошюры, фотографии.
Иностранцы. Каждая ежедневная сводка начиналась с подробной статистики об иностранных гражданах. Больше всего внимания уделялось гостям из «капстран», дальше шли страны третьего мира и социалистические государства. Во время конфликта с Китаем за остров Даманский (в 1969 год), начала войны в Афганистане (1979-1982), массовых протестов в Польше (1980-1981) выходцы оттуда упоминались отдельно — как категория, требующая особого внимания.
Попасть в сообщения КГБ иностранец мог из-за нежелательного поведения (встречи с диссидентами, интерес к секретным объектам), провоза контрабанды, антисоветских высказываний. Докладывалось и о нападениях на зарубежных гостей, их столкновениях между собой (особенно часто дрались африканские и арабские студенты), самоубийствах — при этом обязательно уточнялось, нет ли у происшествия политических мотивов.
Особо тщательно описывались визиты иностранных лидеров — например, приезд в Украину американского президента Ричарда Никсона и французского — Шарля де Голля.
Диаспора. КГБ держал в поле зрения организации украинцев за рубежом — как условно дружественные («прогрессивные»), так и враждебные. Одним наблюдением дело не ограничивалось. Судя по запискам, спецслужба при помощи агентов или своих штатных сотрудников старалась оказывать нужное влияние на лидеров диаспоры. Одно из главных направлений деятельности — различные комбинации, которые должны были раскалывать антисоветские организации, ссорить активистов между собой, настраивать против украинских националистов жителей и власти западных стран.
Происшествия с советскими гражданами за границей. Советского туриста задержала итальянская полиция при попытке украсть в магазине радиоприемник. Футболисты киевского «Динамо» вывезли в Австрию приличную сумму в валюте. Солистка украинского оперного театра на гастролях в Западной Германии ужинала с живущим там членом ОУН. Киевский профессор отправился на конференцию в Америку и отказался возвращаться домой.
Обо всех подобных инцидентах составлялся доклад в Москву, в Центральный комитет КПСС. Иногда подчеркивалось, что руководство туристической группы или делегации пыталось скрыть от КГБ произошедшее, но благодаря прикрепленному к коллективу оперативнику (или агенту) тайное стало явным.
Антисоветские проявления. Специфический термин «проявление» применялся к любым видам анонимной оппозиционной активности. Это самодельные листовки, крамольные письма в редакции газет, антикоммунистические надписи, сорванные флаги и поврежденные памятники Ленину.
Иногда людей, стоящих за «проявлениями», удавалось разыскать. Одни сознавались, что пошли на «преступление» по идейным соображениям, другие объясняли все банальным хулиганством, в том числе алкогольным опьянением. От этого зависела и дальнейшая участь автора: в первом случае человек мог попасть за решетку, во втором все обычно заканчивалось профилактической беседой и сообщением на работу.
Инакомыслие. Наряду с «проявлениями» это одна из главных тем сообщений. Диссиденты и им сочувствующие, оппозиционные организации, «нездоровая обстановка» в университетах и творческих союзах вызывали беспокойство властей по крайней мере до конца 1980-х.
Помимо украинского национального движения в ЦК КПУ докладывали еще о двух. Советские евреи и крымские татары десятилетиями боролись за право жить на своей земле: первые в Израиле, вторые в Крыму.
Религия. Среди всех верующих главные фигуранты сообщений КГБ — представители запрещенных протестантских конфессий: Свидетелей Иеговы (признаны экстремистскими и запрещены в современной России), адвентистов-реформистов, части баптистов. Госбезопасность и милиция искали и уничтожали нелегальные типографии протестантов, изымали религиозную литературу, разгоняли молитвенные собрания. Самых активных верующих сажали за решетку.
Похожая ситуация — и с Украинской греко-католической церковью, существовавшей в подполье с 1946 года.
Русская православная церковь как институция вопросов у КГБ не вызывала — к 1960-м она была полностью подконтрольна власти. Лишь единицы священников-вольнодумцев подвергались репрессиям.
Иудейские общины рассматривались прежде всего как часть «сионистского» движения. В начале 1980-х объектом преследований становятся последователи нового религиозного течения — кришнаиты.
Тлетворное влияние Запада. Знакомая всем риторика застойных времен: враг пытается разложить советскую молодежь, его «оружие» — хиппи и панки, карате и все та же вера в Кришну, бездуховные музыка и фильмы.
Идеологически вредные товары. Бдительные граждане сообщали, что где-то на полках магазинов лежит подозрительная или откровенно антисоветская продукция. Скажем, елочные игрушки с шестиконечными звездами, пуговицы, отдаленно напоминающие свастику, бирки на рубашках с пропущенной буквой «р» в слове «Ленинград». Каждый раз товар изымался, а сотрудники госбезопасности выясняли, нет ли здесь злого умысла.
Социология от КГБ. От агентов по всей республике в Киев стекались сведения о том, что говорят люди о важных событиях в стране и мире. Это могли быть выступление Брежнева на съезде партии, ввод войск в Чехословакию, повышение цен, отставка Хрущева, Шестидневная война на Ближнем Востоке.
При составлении сообщения о настроениях в республике Комитет следовал определенному канону. Вначале шли оформленные в стиле передовиц «Правды» заверения о том, что «трудящиеся республики» горячо приветствуют очередное решение власти.
Ниже шли примеры высказываний с цитатами.
Ближе к концу констатировалось, что «есть и отдельные случаи недовольства». После цитирования негативных отзывов иногда уточнялось, что спецслужба проверяет того или иного человека, высказавшегося вразрез с официальной линией партии.
От тех, кто жил в советскую эпоху, часто можно услышать: находясь в любых компаниях, они четко понимали, что среди собеседников, даже если это друзья, могут быть стукачи. Поэтому, если речь заходила о политике, говорили не то, что думают, а то, что нужно. Вероятно, именно такую природу имеет часть лоялистских высказываний из сообщений КГБ.
Аресты и суды. Партийному руководству регулярно докладывали о ходе уголовных дел против диссидентов, верующих, контрабандистов, предпринимателей, расхитителей и недавно разоблаченных пособников нацистов.
Насилие против партийных функционеров и любого начальства. Или, что бывало куда чаще, просто угрозы. Самый распространенный сюжет: председателю колхоза недовольные крестьяне подбросили письмо с обещанием расправы.
Среди таких эпизодов немало курьезных. Глава колхоза в Винницкой области получил записку с обещанием «зарубать» его, если тот не бросит пить водку. Автором оказался друг адресата, пытавшийся таким образом избавить председателя от зависимости.
Недовольный пролетариат. Забастовки на советских предприятиях или в колхозах — малоизвестное, но не такое уж и редкое явление. КГБ избегал слова «забастовка» — в сообщениях шла речь об «отказе от выхода на работу». Протесты не были масштабными, охватывая обычно несколько десятков человек. Недовольство почти всегда касалось вопросов зарплаты и условий труда. Спецслужба делала все возможное, чтобы стачки не становились массовыми, их участники не вздумали создавать независимый профсоюз, а требования не приняли политическую окраску.
«По личному составу». Так называлась рубрика об инцидентах с сотрудниками КГБ. Чаще всего это ДТП.
Чрезвычайные происшествия. В сводки КГБ попадали и техногенные катастрофы, несчастные случаи на заводах и шахтах, пожары, транспортные аварии, эпидемии и массовые отравления, падеж скота.
Реакции КГБ на чернобыльскую аварию посвящен сборник документов, подготовленный архивом СБУ и Украинским институтом национальной памяти. В нем, в частности, цитируется поступившая из Москвы методичка, как сотрудники КГБ должны были рассказывать о случившемся: техника не при чем, виноват человеческий фактор, на Западе атомные электростанции тоже взрываются — тут в пример нужно было приводить инцидент на американской АЭС «Три-Майл-Айленд».
Язык для своих
Сообщения КГБ сложно читать без понимания стилистических особенностей и эвфемизмов, характерных как для советской бюрократической культуры в целом, так и для идеологизированной спецслужбы.
Если кто-то покусился на образ Ленина — скажем, изрисовал портрет или написал оскорбление — в записках для ЦК его почти никогда не называли прямо, заменяя имя на фразу «основатель Советского государства». То же самое с современными советскими лидерами — здесь в ход шла конструкция «один из руководителей Партии и Правительства». В большинстве случаев под «одним из» подразумевался нынешний генеральный (первый) секретарь ЦК.
Обидные фразы в адрес нынешних правителей и Ленина не цитировались — лишь упоминалось в общих чертах об «оскорбительных выпадах» и «злобной клевете». Если же фамилия генсека все же указывалась, то при наборе вместо нее ставился пропуск, а позже оперативник дописывал слово от руки — для того, чтобы избежать лишних разговоров среди машинисток.
Обтекаемо упоминаются в сообщениях приемы оперативной работы. Детали спецопераций обычно заменяются формулировками типа «оперативным путем». Наверно, партийным секретарям такие подробности были ни к чему — но исследователю читать такое весьма досадно. Особенно чекисты избегали пояснений в тех случаях, когда работали грязными методами, не вписывающимися в нормы советского законодательства. Исключения единичны. Например, КГБ открытым текстом пишет, что для срыва нежелательного брака потомков двух классиков украинской литературы, Ивана Франко и Леси Украинки, перед церемонией организовал похищение сумки невесты с паспортом.
Если речь идет о внешних или внутренних противниках, сообщения эмоционально окрашены, хоть и в меньшей мере, чем пропагандистские тексты в советской прессе. Например, любые мероприятия инакомыслящих брезгливо обозначены как «сборища». В КГБ любили, рассказывая об оппонентах, сверх меры пользоваться кавычками — даже там, где они обычно не нужны. Этим подчеркивалась фейковость всего, что делают противники. Это у советских людей могут быть организация, митинг, интервью, кампания, стихи, а у «отщепенцев» — «организация», «митинг», «интервью», «кампания», «стихи».
Можно ли верить КГБ?
Нередко читатели воспринимают сообщения КГБ как исключительно надежный источник информации: ведь спецслужба не могла отправить на стол секретарю ЦК какую-то ерунду!
Увы, это совсем не так. На страницах сообщений Комитета хватает грубых ошибок, неточностей, пересказов каких-то нелепых слухов, обывательских штампов. Конечно, возможность оценить уровень достоверности документа есть не всегда — но очень часто все очевидно.
Автору удавалось связаться с некоторыми упомянутыми в сообщениях КГБ людьми, их родственниками и близкими друзьями. Почти все они указывали на ошибки. Например, известная украинская писательница Оксана Забужко в состоящей из одного предложения биографической справке о своем отце нашла целых три неточности.
Особенно очевидна некомпетентность, когда речь в докладах шла о западной культуре и неформальных молодежных движениях. Подчеркивая серьезность этой проблемы, чекисты, судя по документам, имели о ней весьма смутное представление. Любимой музыкой хиппи в конце 60-х они по старинке называют джаз. Безобидный жест "Victory", показанный западногерманским музыкантом Джеймсом Ластом на концерте в Украине, приписывают неонацистам и неким «правым хиппи».
Докладывали о существовании таких модных западных коллективов, как «Мани-мани» (явно перепутали с хитом группы ABBA) и «Четвертый Рейх», а группу Queen переименовали в «Квинт».
Это, конечно, детали, но в том числе из-за невнимания к деталям власть не понимала, с кем борется. Все упоминаемые КГБ субкультуры — от хиппи и панков до любителей «новой волны» и брейк-данса — без разбора обвинялись в фашизме. Возникновение таких молодежных течений не объясняется ничем, кроме козней вражеских спецслужб.
Например, хиппи в докладах КГБ описываются как серьезная угроза советскому строю аж до конца 1980-х, хотя к тому времени это была малозаметная и замкнутая на самой себе тусовка. При этом футбольных фанатов, куда более пассионарное, склонное к уличному насилию и зачастую националистически настроенное сообщество Комитет словно не замечал.
Ложным оказалось еще одно предположение — о том, что потребность первых лиц в объективных и точных сведениях избавляла записки КГБ от информационных манипуляций, преувеличений и пропагандистской шелухи.
Пребывая в подчинении партийного руководства и будучи от него зависимыми, чекисты понимали, как преподнести информацию в выгодном для себя свете, как расставить акценты, что описать во всех красках, а что приглушить. Госбезопасности не была чужда тактика, характерная для силовиков многих стран и эпох — энергично бороться с «ветряными мельницами», чтобы доказать свою нужность и эффективность.
Известны случаи, когда офицеры КГБ проводили профилактическую беседу со школьниками, которые ради забавы создали виртуальную «подпольную организацию» с абсурдным «уставом», после чего докладывали о «ликвидации формирования подростков на негативной основе». Оперативники на местах могли для отчетностей искусственно завышать показатели своей работы — например, записывать в агенты посторонних людей, иногда попутно присваивая выделенные на агентуру деньги. Поэтому и к статистическим данным о работе КГБ, приводимых в документах, надо относиться осторожно.
Чекисты переобуваются
Приводимые в сообщениях оценки и анализ чего-либо напоминают по своему содержанию пропагандистские брошюры тех же времен. Любое негативное с точки зрения режима явление, будь то стремление шахтеров создать профсоюз или увлечение молодежи западным кино, объяснялось не объективными причинами, а кознями ЦРУ, радио «Свобода» и националистов. Лишь изредка добавлялось робкое замечание об «отдельных недостатках» в той или иной сфере. Это не значит, что в КГБ думали о происходящем именно так. Просто правила игры предусматривали табу на малейшие выпады в сторону партии и правительства со стороны чекистов. Часто встречающийся тезис о КГБ как о «государстве в государстве», силе, которой боялись даже в ЦК КПСС, не имеет под собой оснований.
Об этом же в своей лекции говорит историк, исследователь архивов Никита Петров: «Почему сотрудники КГБ, которые должны были бы выпускать такие релизы о том, почему возникают антисоветские настроения, в каких слоях населения распространяются, в чем причины — почему они беспомощны и не могут записать на бумаге истинные причины? Вы же прекрасно понимаете, что записать это — значит либо согласиться с этим, либо расписаться в том, что это и есть истинная мотивация граждан не любить советский строй, и у советского строя действительно есть настоящие проблемы. Если к таким выводам приходит сотрудник КГБ — ему в КГБ не место».
Яркой иллюстрацией зависимости чекистских оценок от сиюминутной конъюнктуры могут служить два сообщения об обстановке в республике, отправленные главе Верховного Совета УССР Леониду Кравчуку в августе 1991 года с разницей в два дня. Под обеими бумагами стоит подпись председателя КГБ Украины Николая Голушко.
Первый документ датирован 20 августа — на следующий день после того, как сторонники сохранения СССР объявили введение чрезвычайного положения в стране. Исход противостояния к тому моменту не был очевиден. Председатель КГБ СССР Владимир Крючков вошел в состав Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП) — то есть был одним из лидеров путчистов. В Москву по инициативе заговорщиков были введены войска.
Вот как КГБ Украины описывает настроения в Украине: «Содержание документов руководства страны, обращения Государственного Комитета по чрезвычайному положению и принимаемые меры воспринимаются в различных слоях общества в основном положительно. Обстановка в трудовых коллективах республики спокойная…»
В качестве противников ГКЧП упомянуты лишь часть интеллигенции, «криминальные элементы из числа "теневиков" и кооператоров» и активисты национал-демократических организаций.
Второй документ подписан 22 августа — когда путч уже провалился, ГКЧП был расформирован, а его членов начали арестовывать. Здесь тональность совсем другая: «Поступающая информация свидетельствует о том, что население республики с большой тревогой и озабоченностью следит за ситуацией в стране, осуждает авантюристические действия группы государственных лиц, пытавшихся совершить государственный переворот».
Редактор: Дмитрий Трещанин
Коментарі
Дописати коментар
Олег Мічман в X: «Donations and support for media resources, bloggers, projects, and individuals. https://t.co/HPKsNRd4Uo https://t.co/R6NXVPK62M» / X
https://twitter.com/olukawy/status/1703876551505309973