Как электромобили и зеленая энергетика зависят от кустарных шахт по добыче кобальта в Конго

By ITC.UA ITC.UA 8 min

View Original

Издание The Economist решило напомнить современному миру, который мечтает о переходе на зеленую энергетику о том, насколько этот переход зависит от кустарных шахт по добыче кобальта и других полезных ископаемых. Мы приводим адаптированный перевод данного материала.

Покрытые пылью мужчины, несущие мешки с камнями на торговый склад близ Колвези на юго-востоке Демократической Республики Конго (ДРК), на первый взгляд имеют мало общего с домохозяйками в богатых странах, которые устраивают вечеринки, чтобы продать крем Avon. Однако в обоих случаях, чем больше вы продадите, тем лучше бонусы. На складе под полуразрушенной крышей на рукописных плакатах написаны цены на полезные ископаемые в руде. Трудолюбивые шахтеры, выполнившие производственный план, получают отличные бонусы: мешок кукурузной муки, смартфон или телевизор.

Главный приз, который можно извлечь из камня – это кобальт. Его не особо ценили десятилетиями, но сейчас он является основой зеленой энергетики. Он используется в качестве компонента аккумуляторов телефонов, ноутбуков и электромобилей, на которые сейчас большой спрос. Авторы прошлогоднего отчета МВФ спрогнозировали, что потребление кобальта может возрасти в шесть раз до 2050 года, поскольку мир будет пытаться обуздать глобальное потепление. Однако они также отмечают, что поставка кобальта может быть «узким местом» в переходе к более чистой энергии.

Чтобы понять почему, рассмотрим Медный пояс Конго, где добывается 60-70% кобальта в мире (см. карту). Большая часть кобальта в Конго является побочным продуктом крупных медных шахт, которые не могут быстро увеличить добычу и не стремятся к этому, пока цены на медь не повышаются. Другим значительный источник в Конго — так называемая «кустарная» добыча. Мелкие шахтеры добывают около 15% кобальта в Конго. Это больше, чем вся добыча россии, второго по величине производителя в мире (см. график).

Кустарные шахтеры имеют решающее значение для глобальных цепей поставок. Они вручную добывают руду более высокого сорта, чем та, которую получают на крупных механизированных шахтах. Также они могут выбирать, что добывать — кобальт или медь, в зависимости от цен. Но эти люди сталкиваются с огромными препятствиями, мешающими им работать и получать возможную выгоду от перехода мира на чистые источники энергии.

Главная проблема в опасности и загрязненности малых шахт. Международные неправительственные организации сообщают об ужасных случаях гибели шахтеров во время обрушения тоннелей или во время пожаров под землей. Еще хуже — они обнаружили, что даже семилетних детей привлекают к работе в шахтах. После отчета Amnesty International в 2016 году о том, как работают на кустарных шахтах, часть производителей мобильных телефонов и автомобилей обязались не использовать кустарный кобальт для батарей и повысить безопасность на небольших шахтах. Но за 6 лет ситуация не улучшилась.

Одной из причин, почему ситуация с мелкими шахтерами не улучшилась, является то, что их вытесняют на обочину отрасли. В Конго кустарная добыча ограничивается специальными местами. На практике это происходит и на территории огромных промышленных шахт в Колвези. Хотя некоторые участки разрабатывали десятилетиями, шахтеры никак не защищены. В 2019 году армия выселила 5000-8000 шахтеров из шахты Tenke Fungurume, принадлежащей China Molybdenum. Однако люди вернулись в шахту, которая примерно в 100 км от Колвези, даже несмотря на риск насилия.

«Охрана преследует нас, бьет, разбивает наши миски», — говорит Дженероза Яндая, моющая камни, чтобы снабжать внуков-сирот. «Я хочу, чтобы они ходили в школу. Проблема в том, что нет денег и эта работа — единственная работа».

Приблизительно 140 000 — 200 000 человек работают кустарными шахтерами в Медном поясе. По данным немецкого Федерального института геонаук и природных ресурсов (BGR), большинство зарабатывает менее 10 долларов в день. Но в целом в стране 73% зарабатывают менее 1,90 доллара в день. Дети работают на примерно 25-30% шахт, согласно последним отчетам BGR и ОЭСР. Китенге Маме, подростка из Фунгуруме, говорит, что идет в карьер, «потому что я не хочу быть нищей». Добыча полезных ископаемых поддерживает экономику: водители на мотоциклах-такси перевозят одновременно трех шахтеров с мешками, женщины на грязных рынках продают мешки «I heart DRC» для сбора камней; торговцы предлагают футбольные бутсы вместо защитной обуви. Одно исследование свидетельствует о том, что от кустарной добычи полезных ископаемых зависит 60% домохозяйств в регионе.

Это рискованная работа. Есть закон, ограничивающий глубину котлована до 30 метров, но он часто не выполняется. Смертельные обвалы – распространенное явление. «Нет статистики, но много, много умирает», — говорит Донат Камбола Ленге, юрист по правам человека в Колвезе. Пастор Джордж Нгоме говорит, что он председательствует на многих похоронах шахтеров, у которых не нашли документов, удостоверяющих личность.

«Это те, кто приезжает из других регионов страны, и их семьи так и не узнают, что произошло с человеком».

Некоторые шахтеры работают в специальных группах, но по закону они должны принадлежать кооперативам. Это могут быть действительно совместные предприятия; часто они чем-то больше, чем трудовые банды, контролируемые дельцами. В отчете OECP отмечают, что государственный реестр руководителей кооперативов включает политиков, их семьи и должностных лиц в регуляторных органах. В начале этого года правительство провинции назначило новым министром горной промышленности главу одного из крупнейших кооперативов.

По закону торговые склады, покупающие руду, должны принадлежать конголезцам. Но финансируют их обычно иностранцы, в первую очередь китайцы. Эти склады неформально называют La Maison Chinoise. Однажды помощники политика перепутали журналистский интерес корреспондента с коммерческим и спросили, хочет ли The Economist участвовать в этом бизнесе, отметив: «Вы тоже можете эксплуатировать нашу руду».

Однако эксплуатируют в основном шахтеров. Некоторые утверждают, что торговые весы и спектрометры (используемые для измерения концентрации кобальта) показывают неправильные значения. Они жалуются на отсутствие рыночной власти и господство китайских скупщиков. Они жалуются на ряд неофициальных «налогов», вводимых государственными учреждениями, начальниками, полицией и охранниками, которые могут зарабатывать 250 долларов на взятках за ночь. В 90 из 116 складов, которые рассматривали в BGR, служба безопасности получает свою «дань».

«У нас есть законы, но к ним нет уважения», — говорит господин Ленге. «Правительство просто коррумпировано».

Кустарный кобальт перевозят грузовиками с торговых складов на заводы, где его можно смешивать с рудой из крупных шахт.

«Несмотря на усилия некоторых компаний изобразить промышленную (крупномасштабную) добычу полезных ископаемых и кустарную добычу как совершенно разные, — утверждает Институт управления природными ресурсами, неправительственная организация в Нью-Йорке, — граница между ними размыта».

Международные компании, занимающиеся торговлей, очисткой и использованием кобальта, реагируют на проблемы кустарной добычи тремя способами. Во-первых, они пытаются понять, что происходит в их цепях поставок. Apple, например, ведет строгий учет всех своих предприятий по переработке кобальта. Многие перерабатывающие фирмы консультируются с компанией RCS Global, штат которой постоянно работает на десяти кустарных шахтах в Медном поясе, чтобы проверять, что там происходит. Tesla и Volvo развертывают системы на основе блокчейна, чтобы отследить происхождение кобальта, который они используют.

Во-вторых, компании предпринимают попытки использовать меньше кобальта из Конго, особенно кустарного. BMW говорит, что покупает сырье исключительно в Австралии и Марокко. Фирма Илона Маска также производит батареи, для которых требуется гораздо меньше кобальта (или совсем без него). Huayou Cobalt, один из крупнейших заводов в этой отрасли, в 2020 году заявил, что прекратит закупку кустарного кобальта, хотя непонятно, в силе ли еще это утверждение (его представители не ответили на просьбу прокомментировать ситуацию).

В третьих, фирмы спонсируют инициативы, направленные на улучшение жизни шахтеров. Fair Cobalt Alliance, членами которого являются Glencore, Tesla и Google, помогает улучшить условия на кустарных шахтах. Он обновляет школы, чтобы детям было где учиться. Responsible Cobalt Initiative, ассоциация немецких автомобильных фирм и промышленных гигантов, предлагает обучение по безопасности.

Несколько лет назад не было этого. Но критики говорят, что этих действий недостаточно.

«Текущая ситуация очень плохая», — утверждает Бенджамин Кац из ОЭСР. «В цепях снабжения есть кобальт, изготовленный кустарным способом, даже если это официально не признается. И очень мало делается для улучшения условий». Консультант крупных фирм добавляет: «Есть группа перерабатывающих компаний, которые проходят ежегодную аудиторскую проверку, притворяются добродетельными и возвращаются к продаже телефонов и автомобилей».

В 2019 году правительство Конго предложило собственное решение. Gécamines, государственная шахтерская компания, заявила, что ее дочерняя компания Entreprise Générale du Cobalt (EGC) будет иметь монополию на покупку кустарного кобальта.

«Мы собираемся ликвидировать детский труд», — сказал Альберт Юма, тогдашний руководитель Gécamines. «Возможно, не сегодня, но завтра Конго будет эквивалентом OPEC [для кобальта]».

Планируется, что руда, купленная EGC, будет экспортироваться на мировой рынок с участием Trafigura, трейдера сырья. Он будет платить за меры, которые помогут сделать шахты более безопасными и продуктивными. Эта схема базируется на пилотном проекте, который существовал с 2018 по 2020 год и, по словам Trafigura и PACT, американской неправительственной организации улучшил и условия, и производительность. Но критики сомневаются, можно ли масштабировать данную модель.

Есть много моральных причин, чтобы реформировать кустарные шахты, но рыночных стимулов недостаточно.

«Существует двойной стандарт», — утверждает Михаэль Додин из PACT. «Подход таков: «Мы поможем вам, но мы не хотим покупать у вас».

Компании, со своей стороны, доказывают, что Конго должен уточнить правовой статус кустарных шахт и что правительства богатых стран должны понимать ситуацию с ответственной добычей кобальта. Без этого Конго снова может упустить шанс использовать свои природные ресурсы для улучшения судьбы своего народа.

Источник: The Economist

Просмотры: